Неугасимый огонь - Страница 69

Мерит сжала виски пальцами, застонала, обмякла на руках Анхнасира, её колени коснулись пола. Вдруг она вновь вскинула голову, посмотрела на кардийца удивлённо, словно не ожидала его здесь увидеть. Эвмен, не отрываясь, смотрел ей в глаза, и синяя бездна затягивала его. Мерит-Ра снова заговорила по-эллински. Эти слова явно предназначались Эвмену, и каждое из них отзывалось в его голове ударом молота.

– Ты... Ты не предал царицу змей. Ты, единственный. За твоей спиной тень Ири-Херу. Только за твоей. Они предали. Осколки обагрены кровью братьев... Один народ, один царь, один Бог... Никогда... Звезда катится в бездну. Победитель идёт на смерть. Кровь Наилучшего гниёт... Волчица терзает мёртвую плоть... Пустыня наступает... Забвение...

Глаза царицы закрылись, она замолчала.

– Что с ней? Она умирает? – испугался Эвмен.

– Нет, – ответил Анхнасир, – так было много раз. И ещё будет. Это великий дар и великое проклятие. Теперь она долго будет без сил, ей надо отдохнуть.

– Отвези её в ваш лагерь. Я скажу Александру и фараону о случившемся.

Хранитель положил руку на плечо кардийца.

– Не надо... Чтобы знали все.

Эвмен кивнул.

Анхнасир подхватил Мерит на руки и унёс. У следующих дверей стояли на страже Хранители, они быстро подогнали колесницу и он уехал.

Эвмен посмотрел на бледного Лисимаха.

– Как ты?

– Хреново. Башка гудит. Что это было?

– Не знаю... Селевк, приведи ему смену. И не болтайте о случившемся, – распорядился кардиец и телохранители даже не подумали возмутиться, что им приказывает архиграмматик, – я доложу царю.

Он вернулся в зал.

– Что с тобой? – спросил Селевк товарища.

– Я видел... – невнятно пробормотал Лисимах.

– Что?

– Тебя. Я лежу на земле, а ты возвышаешься надо мной с окровавленным мечом. Здоровенный такой. И смеёшься.

– Я? С мечом?

– Да. И как-то мне не по себе стало. А за твоей спиной тень стоит. Я её не сразу узнал. Тень Птолемея, размытая такая. Вроде он это, а может и нет. И тоже смеётся. Только не на меня смотрит, а на тебя.

Лисимах замолчал.

– Ты дурным вином опился? – поинтересовался Селевк.

Лисимах медленно помотал головой.

Наконец, большинство блюд опустело. На столах остались закуски и вино. Царь встал и, снова совершив возлияние богам, объявил:

– Полагаю, пришло время симпосиона!

Эллины одобрительно загудели.

– Как водится, выберем того, кто проведёт нас через празднество, подобно опытному кормчему, направляющему бег корабля!

Тотчас пирующие начали выкликать имена, предлагая кандидатуру симпосиарха. Царь поднял руку, взывая к тишине.

– Вспомним, что советовал мудрый Платон. Следует ставить начальником над нетрезвым, человека трезвого, умудрённого летами. Так кого вы теперь назовёте наилучшим?

– Пармениона! Пармениона симпосиархом! – закричали отовсюду.

Александр провозгласил пожилого полководца распорядителем пира. Парменион поднялся и сказал:

– Для начала напомню присутствующим слова Иона Эфесского: "Юноша! Скромно пируй, и шумную Вакхову влагу с трезвой струёю воды, с мудрой беседой мешай!" Не первый и не последний это симпосион, где мы можем насладиться музыкой и танцами, но не каждый день нам, эллины и македоняне, выпадает возможность познакомиться с мудростью народа, который некоторые философы называют древнейшим в Ойкумене.

– Геродот писал, что фараон Псамметих решил выяснить, какой народ самый древний, – сказал Александр, – для этого он велел отдать двух младенцев на воспитание козопасу с наказом, дабы никто в их присутствии не произносил ни слова. Псамметих желал узнать, какое слово будет первым, произнесённым детьми. Через два года ему сказали, что первым словом было "бекос". Фараон созвал мудрецов, и те сообщили ему, что слово это фригийское и означает хлеб. Так египтяне узнали, что древнейшие люди в Ойкумене – фригийцы.

Анхнофрет улыбнулась.

– Думаю, Геродот ошибся.

– Он утверждал так же, что Египтом люди правили больше десяти тысяч лет, а до того – боги, – подал голос Кен.

– Ты что, читал Геродота? – хохотнул Пердикка.

– Нет, он просто в Эфесе умудрился напоить Каллисфена, теперь вот башка до краев забита всякой лабудой, – встрял Мелеагр, – с вином выплывает.

– В Эфесе? Это когда было? – спросил Пердикка.

– Не помнишь? На том самом симпосионе, когда Апеллес выпросил разрешение рисовать Кампаспу голой, а потом...

– Мелеагр, – глухо прорычал царь, – язык вырву.

Птолемей поспешил разрядить обстановку.

– Так это правда? Про десять тысяч лет?

– Если считать от вашего времени, – сказала Анхнофрет, – полагаю, да. Но наша память о тех далёких временах все же довольно туманна. Дело в том, что около шести тысяч лет назад в Стране Реки случилось бедствие, которые вы зовёте "катаклизмос". Потоп.

– Девкалионов потоп? – переспросил кто-то из македонян.

– Может, Огигов? – предположил другой голос.

– Я не знаю, как его называют у вас, – честно призналась Анхнофрет.

– И называют ли вообще, – хмыкнул Птолемей, – это, наверное, ещё до пеласгов было.

– Мы зовём его Волной Апопа.

– Прошу тебя, продолжай, достойная дочь Меринасира, – попросил Парменион.

– Земля содрогнулась и рухнули стены глубокого высокогорного озера Бену, что на дальних границах страны, которую вы зовёте Эфиопией. Царству уже была не одна тысяча лет. В чём-то они достигли умений дома Аменемхети, уступая нам во многом, но некоторые тайные сплавы и иные вещи самых древних ремту мы до сих пор не знаем, как повторить. Волна в пять сотен локтей, идя по узкому руслу, слизывала дома, дворцы и храмы, ибо в нижней части своей несла тысячи хека камней, на громадной скорости сносивших самые мощные стены. А руины городов были погребены слоем щебня, глины и ила, толщиной в десятки локтей. Так великое царство Познавших Маат, в котором все ремту были ещё синеглазыми, погибло в одночасье.