– Но не царский род. Да, они не сохраняют кровь, но я повторяю, это не важно.
– И что теперь? Мы расскажем это Тутимосе и Александру?
– Разумеется. Разве для того Владычица Истин открыла это знание нам, чтобы мы умолчали о нём? Маат послала мне видение ужасного события, сжавшего болью моё сердце, но она же вручила нам в руки возможность спасти наши отношения с эллинами, которые, несомненно, подвергнуться тяжкому испытанию по возвращении Ипи.
– Будем надеяться, что все обойдётся, – прошептала Анхнофрет.
Между тем состязание подходило к концу. Осталось всего четверо бойцов.
На песок стадиона вышел Диоксипп. Против него выступил атлет из числа беотийских гоплитов, отправившихся в поход с Александром по коринфскому союзному договору.
Противники начали кружить друг вокруг друга. Эвмен следил за ними, стоя у края стадиона. Кардиец сам участвовал в состязаниях, будучи известен, как опытный панкратиаст, отмеченный ещё царём Филиппом. Именно тогда, с победы в состязаниях юношей перед лицом великого македонянина и началась блестящая карьера царского секретаря.
Когда Эвмен готовился к нынешним Играм, он пригласил к себе в наставники знаменитого Сострата из Сикиона, по прозвищу "Пальчик". Сей уже немолодой муж был трёхкратным олимпиоником, однако достигнув славы, не смог разжиться богатством, совершенно разорился и, дабы свести концы с концами, подался в наёмники, хотя ему уже давно перевалило за пятьдесят. Так он и оказался среди воинов Александра. "Пальчиком" его прозвали за любовь к выкручиванию пальцев противника.
– Кранты беотийцу, – сказал Сострат.
Он стоял рядом с Эвменом, скрестив руки на груди.
– Погоди, смотри, как он проворно движется, – возразил кардиец.
Сострат лишь скептически покачал головой. Глядя на схватку со стороны, он никогда не ошибался. Вот и в этот раз вышло так, как он предсказывал. Диоксипп, едва найдя брешь в защите вёрткого беотийского атлета, впечатал ему кулак в надбровную дугу. У другого костяшки пальцев рассыпались бы в труху от такого удара, а убийце быков все нипочём. Даже не поморщился. Эллин рухнул на песок, кровь потекла из носа и ушей.
Эвмен дёрнул щекой.
– Бескровные Игры? – негромко произнесла Мерит-Ра.
Александр услышал её слова.
– Такое случается, царица. Это панкратион. Он редко обходится без смертей. Это меня не радует.
– Я рада, что твоё понимание справедливости Миропорядка Маат совпадает с моим, – сказала Мерит спокойно.
Пердикка, тоже слышавший разговор, усмехнулся. При чём тут какие-то миропорядки, когда войско уменьшилось ещё на одного человека? Этак совсем истает и, что обидно, не в бою.
– Диоксипп просто не рассчитал своих сил, – добавил Александр, – однако, если он искалечит твоего воина, царица, я сниму ему голову.
– А ты уверен, что искалечить Абуусера ему по силам? – без улыбки поинтересовалась Мерит-Ра.
– Ты видела, какой он боец и как уложил быка.
– Да, я видела...
Она повернула голову к стадиону и Александр поморщился: золотые чешуйки, отделанные лазуритом, составлявшие головной убор Мерит-Ра, засверкали на солнце и на мгновение ослепили царя.
Мерит некоторое время молчала, разглядывая торжествующего Диоксиппа. Потом произнесла:
– Я ставлю на Абуусера хека золота.
Македонские военачальники воодушевились и принялись делать ставки на Диоксиппа. Мерит тоже пришлось значительно увеличить изначальную ставку. В результате на кону оказалось тридцать талантов.
Птолемей под неодобрительный ропот товарищей поставил талант на египтянина.
Пердикка подскочил к Лагиду. Наклонился к уху и зашептал:
– Ты что-то знаешь про этого Абу... засера?
– Мне рассказывали кое-что о нём.
– Он правда столь силен?
– Разве не видишь? Он победил всех среди старших мужей. Остался лишь Диоксипп. Разве это не говорит о его силе?
– Не, тут все понятно, но Диоксиппа никто не может победить.
– Мне в Бехдете рассказали одну историю. Как-то Дом Маат решил, что некий ассирийский царь слишком зажился на свете, и послал воина, дабы тот познакомил его с Перевозчиком, но так, чтобы на Египет не подумали.
Птолемей замолчал.
– И дальше что? – спросил Пердикка.
– Что? А, да... Помер царь. От болезни. Внезапно так заболел...
– При чём тут это?
– Да просто когда я имя этого Абуусера услышал, вспомнил ту историю. Короче, я на него ставлю. Царя того, видишь ли, охраняли хорошо...
Эвмен подошёл к Диоксиппу.
– Почтенный, зачем ты убил беотийца?
– Вон, посмотри на него, – Диоксипп качнул головой в сторону египтянина, – уклоняется, защищается, и наносит два-три удара за весь бой. Явно не в полную силу бьёт. И не поймёшь, действительно смазывает, или играет. Никого не убил, не искалечил. Не нравится он мне. Нужно было припугнуть.
– Это ты, значит, так его припугнул?
– Ага.
– Что-то мне подсказывает, что он не испугался, – процедил Эвмен, – берегись его, Диоксипп. Этот египтянин не прост.
– Ты меня не учи, смотри сам не опозорься перед царём, – отмахнулся Диоксипп.
Эвмен покачал головой. Сострат, слышавший весь разговор, заулыбался. Недобро как-то.
На родине Теримах слыл задирой. По малейшему поводу пускал в дело кулаки и, пользуясь природной ловкостью, легко раскидывал козопасов, себе подобных. Валял в пыли здоровенных увальней, вдвое себя тяжелее. Потом оказался в строю фаланги, поднатаскался с оружием. И возгордился. Однажды, где-то за год до смерти Филиппа, когда Теримах служил в гарнизоне Амфиполя, повздорил он с парой подвыпивших фракийцев, надсмотрщиков с золотых рудников горы Пангей. Ну и вломил им по первое число. От души. Случилось это в некоем питейном заведении. За дракой наблюдал какой-то дедуган, миксэллин-полукровка, только что заливавший в себя неразбавленное лесбосское пойло за одним столом с побитыми надсмотрщиками. Глядя на торжествующего Теримаха, он стал насмехаться над ним. Рыжий вспылил и облаял обидчика позорным поношением. Рука не поднялась калечить деда. Тот, на вид, совсем мхом зарос. Однако старик не унимался и стал подначивать Теримаха. Предложил заклад. Две тетрадрахмы.